От редакции
Когда я был в первом классе, нашей учительнице музыки вдруг пришло в голову, что меня непременно следует учить игре на фортепьяно. Но из этой её затеи ничего путного, разумеется, не вышло. Нет, я добросовестно приходил после уроков в актовый зал, где стояло это самое фортепьяно, внимательно слушал педагога и совершенно искренне старался… запомнить последовательность, в которой надо было нажимать белые и чёрные клавиши. Это было и нелегко, и неинтересно (сказать по секрету — я и сейчас с восхищением думаю о профессиональных исполнителях, которые непостижимым для меня образом совершенно точно знают, что после тринадцатой слева белой клавиши следует быстро отсчитать пятую справа чёрную и нажать именно её).
Примерно по тому же алгоритму я иногда сочиняю и стихотворения: записываю на бумажке схему чередований ударных и безударных слогов и стараюсь соблюсти их единообразие. Боюсь, что это тоже нелегко, хотя иногда бывает интересно:
Уважаемый Сергеич, В этот радостный денёк Поздравляем с юбилеем, Дорогой ты наш Санёк!
Поэтому я становлюсь исполнен тайной зависти (лихо сказано, да?), когда читаю такие вот описания процесса творчества:
… Откуда чего берётся? Откуда дети — я уже догадываюсь. Откуда слова — господь ведает. Иногда такое чувство, что твоей рукой водит кто-то посторонний. Причём, часто бывает, что с первой попытки попадает. Невозможно ничего исправить, всё сразу встало на место. Иногда получается самому придумать. Но самому придумывать очень трудно [ну, а я что говорил? — В. А.]. Поэтому сижу, ни фига не делаю. Жду, когда тот самый посторонний наконец решит что-нибудь надиктовать. А я тут как тут, с бумажкой и ручкой на подхвате. Короче, чистой воды плагиат. Знать бы автора… Надо ему свечку за здравие поставить…
«Автор» тот, несомненно, не нуждается в молитвах за его здравие, хотя против свечек он, видимо, не возражает.
А вышеприведённые откровения принадлежат сравнительно молодому челябинскому поэту Михаилу Придворову. Вообще говоря, фамилия эта отнюдь не чужда писательскому кругу: лично у меня она вызывает вот такой условный рефлекс:
Как родная мать меня Провожала, Как тут вся моя родня Набежала: «А куда ж ты, паренёк? А куда ты? Не ходил бы ты, Ванёк, Да в солдаты!»…
Но это совсем не тот Придворов. В отличие от произведений Ефима («барабанщика революции и гражданской войны», который предпочитал называть себя Демьяном Бедным), стихи Придворова Михаила заставляют вспомнить творческий стиль самого Даниила Хармса:
Доедая с маслом булку, Братья шли по переулку. Вдруг на них из закоулка Пёс большой залаял гулко. Сказал младший: — Вот напасть, Хочет он на нас напасть. Чтоб в беду нам не попасть, Псу мы бросим булку в пасть. Всё окончилось прекрасно. Братьям сразу стало ясно, Что на каждую прогулку Надо брать с собою… булку.
Я написал «челябинский поэт» и невольно задумался. Дело в том, что сам-то Михаил Придворов, кажется, решительно несогласен с такой формулировкой. А что тут неверного? Ведь он живёт в Челябинске — это же факт!
Михаил Придворов написал много «детских» стихотворений. Для Хармса, как известно, просто не существовало чёткой грани между поэзией «детской» и «взрослой». Михаил Придворов выражает то же самое следующим образом:
… Грань, где заканчивается взрослое и начинается детское — очень тонкая. Даже когда для очень маленьких, всё равно трудно удержать равновесие…
Детям очень важен визуальный ряд, даже пусть ситуация не поддаётся никакой логике: «Шалтай-Болтай сидел на стене…» С другой стороны, рассказчик должен быть достаточно серьёзен, чтобы ему можно было верить.
Немаловажна способность автора сохранить в себе детскую способность играть. Игрушками, словами, смыслами…
И самое главное, автор должен сам прожить свой сюжет. В этом его взрослость. Когда эти компоненты выбираются раздельно, получается либо стихотворение «о детях», либо «приторное сюсюкание», которому не поверит ни маленький, ни большой. Банальная истина — может, надо хоть чуть-чуть оставаться в душе ребёнком, тогда тебя поймут дети и взрослые. А я всё же пишу для взрослых. Но почему-то иногда эти взрослые стихи нравятся детям. Может дети слишком быстро взрослеют?..
Хотя в 2004 году в местном издательстве и вышел в свет небольшой сборник стихотворений Михаила Придворова, но основную подборку его стихов приютил у себя «Национальный сервер современной поэзии». Всего там сейчас зарегистрировано примерно 140 тысяч авторов, и это потрясающее воображение число не может, разумеется, не бросать густую тень на каждого из них. Ну и пусть себе бросает. Михаилу Придворову очень трудно спрятаться в общей тени, даже несмотря на все усилия, которые он, надо признать, в этом направлении изредка предпринимает.
Фотография, которую вы видели, взята вот отсюда. И там же я обнаружил такую миниатюру Михаила Придворова:
Причинно-следственная связанность Сегодня утром не вопрос. Твоя Чеширская обязанность — Остаться запахом волос, Кофейной гущей, тёплой вмятиной В поспешном коме простыней, Воспоминанием объятия… А просто так уйти не смей.
Поспешно обходя стороной вопрос о простынях и объятиях, которые явно относятся не ко мне, я всё же чувствую и свою «чеширскую обязанность» — незаметно удалиться, предложив вниманию читателей несколько «детских» стихотворений Михаила Придворова. Надеюсь, что наша встреча с этим самобытным и талантливым поэтом окажется отнюдь не последней.
Валентин Антонов, август 2007 года

Я стрррашный дракон, я серьёзный дракон!!! Я вредных глотаю, как сыр и бекон. А тех, кто не любит порядка, Кусаю за нос и за пятку. Я сильный дракон, я опасный дракон. Я ужас внушаю врагам испокон Клыком и шершавою кожей, Но, в целом, я очень хороший. Я добрый дракон, я весёлый дракон. К любому легко залечу на балкон. И хохотом наверняка я Нечаянно вас напугаю. Я милый дракон, симпатичный дракон, Но выгляжу я иногда дураком И вам непременно признаюсь: Я очень и очень стесняюсь.

Как-то раз, отозвавши в сторонку, Мне тритон намекнул очень тонко, Что ему одному Только выть на луну Остаётся протяжно и звонко. Почесав между лап перепонку, Попросил пригласить он тритонку. Чтобы с нею в воде Говорить о еде, О погоде и заячьих гонках. И тритону ответил я: — Вон как! Ты скучаешь и плачешь негромко. Не пускай пузыри, Не печалься, смотри, Принесу тебе в банку тритонку. Целый день проходив по базару Отыскал я тритону подарок: Мелковата она, Но в подружки годна, И не скучно им будет на пару.
И тритон возмутился мне: — Здрасте! Это что это за головастик? Ты неловок и глуп. Отпускай её в глубь, Головастики тоже на счастье. Стал он жить с головастиком вместе, Потому что вдвоём интересней. Слышу я баритон, То из банки тритон Напевает весёлые песни.

Ну, мамочка, ну капельку, ну хоть разочек можно мне Всего-то лишь попробовать, всего лишь посмотреть. А кушать-то не буду я десятое пирожное. Ну, съем всего лишь крошечку и маленькую треть. Ну, мамочка, пожалуйста, ну хоть совсем немножечко. Я только лишь понюхаю и пальцем проведу По этому вот краешку, облизывая ложечку, Вот эту вот тарелочку, вот эту и вон ту.
Ну, мамочка, ну мамочка, оно такое нужное, Оно такое вкусное, оно же первый сорт! И что с того, что только что пельменями поужинал, И к чаю съел две булочки, два йогурта и торт. Последнее пирожное, последнее пирожное! Где девять, там десятое поместится легко. Ну, мамочка, пожалуйста, ну хоть кусочек можно мне? А если что случится, туалет недалеко.

В небе чёрном, чёрном, чёрном Жёлтый, жёлтый, жёлтый круг. Он из сыра запеченный, Симпатичен и упруг. Возле сыра, сыра, сыра Ходит кругом, кругом тот, У кого торчат усыры И зубяров полон рот. Он носярой водит, водит, Он глазярами блестит. У него живот подводит Очень зверский аппетит. А за всем, за всем за этим Наблюдает, дыбя мех, Тот, кто всех хитрей на свете И гораздо больше всех. Клык его как нож наточен, Коготь острый, как кинжал. Он не страшен был бы ночью, Если б рядом не лежал, Не смотрел в ночное небо, Разевая шире пасть. Он и сам бы мог себе бы Этот сыр с небес украсть.

В стеклянной баночке под крышкой Законсервировано лето. Случилось, лета был излишек, Излишек бабочек и света. Сосновых запахов достаток, Цветов запас, травы избыток. Под крышкой вкус у лета сладок, Чудесным сделался напиток. К волшебной баночке на полке Прижмёшься ухом на минутку: То в ней кузнечик тихо щёлкнет, То шмель стекло заденет в шутку. Не открывай её поспешно, А лучше просто загляни-ка: Там цвет черники и черешни, Там сок малины и клубники. Но если вдруг терпенья нету, Приелась горечь мандаринов, Открой в стеклянной банке лето И слушай голос комариный.

Дождик шёл себе, однако, Может, даже и бежал. Шла по городу собака С носом острым как кинжал. Шла по городу собака Очень длинная в длину. Дождик шёл и горько плакал, В чём не чувствовал вину. Наступая лапой на пол, Шла собака просто так. Дождик ей в карманы капал: Что в карманах у собак? У собаки куртка в клетку, В лапе клетчатый портфель. В нём конфета и котлетка, И ещё большой тефтель. Дождик тёк у туч из носа, Дождик лил у туч из глаз, Наступал шально и босо В лужу много-много раз. Не в пример собаке строгой, С носом острым как кинжал Шёл и шёл своей дорогой, А потом совсем сбежал.

Что хранится под подушкой? Снов запасы. И потом, Очень мягкая игрушка — Мишка плюшевый с бантом. Под подушкой место встречи Для ладошки и конфет, Сказки маминой под вечер, Перед тем, как гаснет свет. Под подушкой ветер с моря, Шум лесов, капель весны… Ты прислушайся, и вскоре Сам увидишь эти сны. Ночь споёт тебе на ушко, Ночь нашепчет что-нибудь И на утро под подушку Мышкой юркнет отдохнуть. (Там ни звука, там ни слова, Там молчания печать). … А под вечер выйдет снова Деток маленьких качать.
Авторы иллюстраций:
Оксана Мосалова (1, 2, 3), kost_navna (4, 5), Александра Кузьмичёва (6, 7)